Полетели, полетели, полетели...=)
…Тебе отвечу кратко.
Одна из наших дедовских примет
Гласит – коль нет на кладбище порядка,
Порядка и в самом ауле нет
Расул Гамзатов, 1978 г.
Моросит мелкий, обложной дождик. Небо покрыто тяжелыми, свинцовыми тучами. Сумрачно, зябко, по-зимнему неуютно в Севастополе. Бреду по старейшему городскому кладбищу на улице Пожарова и окружающая меня обстановка усиливает чувство покинутости и нереальности происходящего. Иду по аллеи, а вокруг сотни могил соотечественников. Эти люди по-разному прожили жизнь и принесли они на суд Господа разные судьбы. Они не были похожи друг на друга, но в чем-то едины. Неожиданно подумалось, а не в этом ли последнем своем пристанище, по которому я сейчас иду? Трогаю рукой покрытый капельками влаги обломок могильной плиты, под которой уже сто лет лежит «купеческая вдова…». Ни фамилии, ни дат. Чья-то «заботливая рука» прошлась по табличке, установленной на памятнике, молотком. Рядом — поваленное на землю надгробие также «неизвестного». Остался след от надписи года смерти человека — «1960». Фотография, выполненная на керамике, разбита. Табличка с данными умершего человека исчезла, как и решетка ограды могилы. Седовласая старушка, проходившая мимо меня, грустно заметила, вытирая кончиком платка уголки глаз: «Сынок, эдак давно уж такое твориться. На металлолом забрали нехристи, решетку-то. Бога нет в людях. Дьявол правит миром и нашими правителями. Стыдно и горько. Ох, тяжка будет расплата, ох тяжка… Они думают, что заняли на Земле место Бога. Жалкое подобие…».
Я промолчал. Но старушка и не ждала ответа на ее реплику. Не спеша, она побрела по тропинке, смешно забрасывая ногу немного в сторону. Невольно подумалось, что с этой бабушкой, по грязной кладбищенской тропинке уходит в вечность целое поколение. Уходила история, которой гордились наши отцы и матери, строившие эту страну, умиравшие за нее на фронтах различных войн и в тифозных бараках лагерей. Страну, которая была предана их детьми и брошена на растерзание движимых низменными страстями временщиков, сидящих сегодня в высоких кабинетах этого государства. Справедливо замечено, что здоровье любого общества следует рассматривать через призму его отношения к детям, старикам и… мертвым. Я иду по кладбищу, где лежат брошенные властями, не способные себя защитить, мертвые граждане Севастополя. Вокруг запустение, разбитые памятники, исчезнувшие таблички, обезличенные склепы и аккуратно сложенные штабелем могильные решетки, подготовленные к сдаче на металлолом. Становится страшно и горько. Страшно за то, что наши дети, видя, как власть предержащие и варвары XXI века глумятся над могилами своих соотечественников, точно также поступят с нами, пока еще живущими. Беспамятство как ржавчина разъест и их души. Бумеранг обязательно вернется к бросившему его. «Жизнь — есть сражение. Мы облекаемся в материю, чтобы победить ее, — иначе она победит нас», — справедливо писала мадам Э. Баркер в удивительной книге «Письма усопшего человека».
Горько, что мы являемся современником новых хозяев жизни бросивших под ноги «золотому тельцу» историю народа, отечества, честь и достоинство человека. Они больше думают о теле, но не о душе. Для них даже мы, пока еще живые — тяжкое бремя. Они рвутся к власти, ибо безответственность правит этим миром, а потому значительна возможность, не оглядываясь на мораль, обогатиться. Они вспоминают о своих мертвых только тогда, когда это им выгодно.
А они не ропщут. И взирая с небес на эксперименты сумасшедшей власти над своим народом, знают — возмездие неотвратимо. Они не возьмут с собой в мир иной заводы и фабрики, миллионы и… власть. Но, приобретая их, переступая через человеческие судьбы и ломая их, они навечно обрекают детей и внуков своих на жизненный мученический цикл. Мир взаимосвязан и каждое зло наказуемо. К сожалению, многие из новых хозяев жизни вспомнят об этом только на смертном одре. Такова логика жизни, таково смешение жанров ее летописи.
Я ухожу с кладбища с тяжелой душой. Нет, на нем никто не похоронен из моих родственников. Но с тоской смотрю на разбросанные по склепу кости городского головы Алексея Андреевича Максимова, забытые могилы известных в свое время деятелей городского самоуправления Севастополя начала XX века. Ни их фамилии, ни их жизнь не интересует современных хозяев города. Перед ними стоят глобальные задачи. Они пишут новую историю. Известная истина, что будущее не существует без прошлого, неведома им. Великая когорта временщиков вершит судьбы Севастополя и потому жалок и горек хлеб последнего десятилетия его истории.
На одной из старейших улиц города – Большой Морской — сегодня сохранилось только пять дореволюционных зданий. Помещения бывшей караимской кенасы (освещена в 1908 году), уже давно перепрофилированы и частично перестроены. В них находится спортивное общество «Спартак». И если статус Покровского собора и Почтамта изменить невозможно, то оставшиеся два дома пущены с молотка (совр. № 30, 44). И никого не интересует их исторический облик. Новые хозяева, для которых главная суть жизни заключается только в деньгах, уродуют фасады зданий дореволюционной постройки, пытаясь копировать европейский стиль оформления своих магазинов. А те, кто подписывал документы и благословлял это небогоугодное дело, вряд ли остались в накладе. История Севастополя их меньше всего интересует. Она любопытна для них только тогда, когда за нее дают хорошие деньги.
Разве могут знать эти люди, например, что единственный оставшийся сегодня в Севастополе дом его городского головы, отданный властями города на заклание новым хозяевам жизни, принадлежал человеку, чьим именем севастопольцы в конце XIX века называли Приморский бульвар – Ф.Н. Еранцеву? Он дважды избирался на пост «представителя Севастополя в сферах», а в 1905 году был выдвинут гражданами города в третий раз. И кто знает, если бы не его отказ баллотироваться в городские головы Севастополя, победил бы тогда на выборах А.А. Максимов, бывший хозяин сегодняшней, разрушенной более чем на 95% Максимовой дачи в Хомутовой балке. Федор Николаевич умер, как и Алексей Андреевич Максимов в 1908 году. Они оба были похоронены все на том же городском кладбище по улице Пожарова, называвшейся в их время Загородным проспектом. Разве судьбы этих людей, их колегг, тех, кто работал в городском самоуправлении прошлого столетия кого-то интересуют в административных зданиях Городского Совета и Госадминистрации? Нет. И еще раз нет. Однако если любопытствующий поинтересуется данным вопросом, то ему обязательно с озабоченным выражением лица и хорошо поставленным голосом объяснят его несомненную важность. Демагогические заявления будут перемежаться с различного рода обещаниями способствовать бесплатным исследованиям в области этих малоизвестных (точнее, неизвестных) страниц дореволюционного Севастополя. И только.
Выйдя через ворота кладбища на улицу, я оборачиваюсь и бросаю последний взгляд на надгробия его вечных обитателей. Молчаливые свидетели и участники величайших исторических событий, они смотрят на меня слепыми глазами забытых людей с разбитых фотографий. Ни мы, ни наши дети никогда не построим благополучное общество, пока за нашей спиной остаются изуродованные погосты и изнасилованная история, переписываемая с завидным постоянством в угоду очередной власти.
На фотографии:
Останки городского головы Севастополя (1901-1908) А.А. Максимова, разбросанные по полу фамильного склепа, 2003 год
Одна из наших дедовских примет
Гласит – коль нет на кладбище порядка,
Порядка и в самом ауле нет
Расул Гамзатов, 1978 г.
Моросит мелкий, обложной дождик. Небо покрыто тяжелыми, свинцовыми тучами. Сумрачно, зябко, по-зимнему неуютно в Севастополе. Бреду по старейшему городскому кладбищу на улице Пожарова и окружающая меня обстановка усиливает чувство покинутости и нереальности происходящего. Иду по аллеи, а вокруг сотни могил соотечественников. Эти люди по-разному прожили жизнь и принесли они на суд Господа разные судьбы. Они не были похожи друг на друга, но в чем-то едины. Неожиданно подумалось, а не в этом ли последнем своем пристанище, по которому я сейчас иду? Трогаю рукой покрытый капельками влаги обломок могильной плиты, под которой уже сто лет лежит «купеческая вдова…». Ни фамилии, ни дат. Чья-то «заботливая рука» прошлась по табличке, установленной на памятнике, молотком. Рядом — поваленное на землю надгробие также «неизвестного». Остался след от надписи года смерти человека — «1960». Фотография, выполненная на керамике, разбита. Табличка с данными умершего человека исчезла, как и решетка ограды могилы. Седовласая старушка, проходившая мимо меня, грустно заметила, вытирая кончиком платка уголки глаз: «Сынок, эдак давно уж такое твориться. На металлолом забрали нехристи, решетку-то. Бога нет в людях. Дьявол правит миром и нашими правителями. Стыдно и горько. Ох, тяжка будет расплата, ох тяжка… Они думают, что заняли на Земле место Бога. Жалкое подобие…».
Я промолчал. Но старушка и не ждала ответа на ее реплику. Не спеша, она побрела по тропинке, смешно забрасывая ногу немного в сторону. Невольно подумалось, что с этой бабушкой, по грязной кладбищенской тропинке уходит в вечность целое поколение. Уходила история, которой гордились наши отцы и матери, строившие эту страну, умиравшие за нее на фронтах различных войн и в тифозных бараках лагерей. Страну, которая была предана их детьми и брошена на растерзание движимых низменными страстями временщиков, сидящих сегодня в высоких кабинетах этого государства. Справедливо замечено, что здоровье любого общества следует рассматривать через призму его отношения к детям, старикам и… мертвым. Я иду по кладбищу, где лежат брошенные властями, не способные себя защитить, мертвые граждане Севастополя. Вокруг запустение, разбитые памятники, исчезнувшие таблички, обезличенные склепы и аккуратно сложенные штабелем могильные решетки, подготовленные к сдаче на металлолом. Становится страшно и горько. Страшно за то, что наши дети, видя, как власть предержащие и варвары XXI века глумятся над могилами своих соотечественников, точно также поступят с нами, пока еще живущими. Беспамятство как ржавчина разъест и их души. Бумеранг обязательно вернется к бросившему его. «Жизнь — есть сражение. Мы облекаемся в материю, чтобы победить ее, — иначе она победит нас», — справедливо писала мадам Э. Баркер в удивительной книге «Письма усопшего человека».
Горько, что мы являемся современником новых хозяев жизни бросивших под ноги «золотому тельцу» историю народа, отечества, честь и достоинство человека. Они больше думают о теле, но не о душе. Для них даже мы, пока еще живые — тяжкое бремя. Они рвутся к власти, ибо безответственность правит этим миром, а потому значительна возможность, не оглядываясь на мораль, обогатиться. Они вспоминают о своих мертвых только тогда, когда это им выгодно.
А они не ропщут. И взирая с небес на эксперименты сумасшедшей власти над своим народом, знают — возмездие неотвратимо. Они не возьмут с собой в мир иной заводы и фабрики, миллионы и… власть. Но, приобретая их, переступая через человеческие судьбы и ломая их, они навечно обрекают детей и внуков своих на жизненный мученический цикл. Мир взаимосвязан и каждое зло наказуемо. К сожалению, многие из новых хозяев жизни вспомнят об этом только на смертном одре. Такова логика жизни, таково смешение жанров ее летописи.
Я ухожу с кладбища с тяжелой душой. Нет, на нем никто не похоронен из моих родственников. Но с тоской смотрю на разбросанные по склепу кости городского головы Алексея Андреевича Максимова, забытые могилы известных в свое время деятелей городского самоуправления Севастополя начала XX века. Ни их фамилии, ни их жизнь не интересует современных хозяев города. Перед ними стоят глобальные задачи. Они пишут новую историю. Известная истина, что будущее не существует без прошлого, неведома им. Великая когорта временщиков вершит судьбы Севастополя и потому жалок и горек хлеб последнего десятилетия его истории.
На одной из старейших улиц города – Большой Морской — сегодня сохранилось только пять дореволюционных зданий. Помещения бывшей караимской кенасы (освещена в 1908 году), уже давно перепрофилированы и частично перестроены. В них находится спортивное общество «Спартак». И если статус Покровского собора и Почтамта изменить невозможно, то оставшиеся два дома пущены с молотка (совр. № 30, 44). И никого не интересует их исторический облик. Новые хозяева, для которых главная суть жизни заключается только в деньгах, уродуют фасады зданий дореволюционной постройки, пытаясь копировать европейский стиль оформления своих магазинов. А те, кто подписывал документы и благословлял это небогоугодное дело, вряд ли остались в накладе. История Севастополя их меньше всего интересует. Она любопытна для них только тогда, когда за нее дают хорошие деньги.
Разве могут знать эти люди, например, что единственный оставшийся сегодня в Севастополе дом его городского головы, отданный властями города на заклание новым хозяевам жизни, принадлежал человеку, чьим именем севастопольцы в конце XIX века называли Приморский бульвар – Ф.Н. Еранцеву? Он дважды избирался на пост «представителя Севастополя в сферах», а в 1905 году был выдвинут гражданами города в третий раз. И кто знает, если бы не его отказ баллотироваться в городские головы Севастополя, победил бы тогда на выборах А.А. Максимов, бывший хозяин сегодняшней, разрушенной более чем на 95% Максимовой дачи в Хомутовой балке. Федор Николаевич умер, как и Алексей Андреевич Максимов в 1908 году. Они оба были похоронены все на том же городском кладбище по улице Пожарова, называвшейся в их время Загородным проспектом. Разве судьбы этих людей, их колегг, тех, кто работал в городском самоуправлении прошлого столетия кого-то интересуют в административных зданиях Городского Совета и Госадминистрации? Нет. И еще раз нет. Однако если любопытствующий поинтересуется данным вопросом, то ему обязательно с озабоченным выражением лица и хорошо поставленным голосом объяснят его несомненную важность. Демагогические заявления будут перемежаться с различного рода обещаниями способствовать бесплатным исследованиям в области этих малоизвестных (точнее, неизвестных) страниц дореволюционного Севастополя. И только.
Выйдя через ворота кладбища на улицу, я оборачиваюсь и бросаю последний взгляд на надгробия его вечных обитателей. Молчаливые свидетели и участники величайших исторических событий, они смотрят на меня слепыми глазами забытых людей с разбитых фотографий. Ни мы, ни наши дети никогда не построим благополучное общество, пока за нашей спиной остаются изуродованные погосты и изнасилованная история, переписываемая с завидным постоянством в угоду очередной власти.
На фотографии:
Останки городского головы Севастополя (1901-1908) А.А. Максимова, разбросанные по полу фамильного склепа, 2003 год
дождь надежды
:
